Заложники любви. Пятнадцать, а точнее шестнадцать, интимных историй из жизни русских поэтов - Анна Юрьевна Сергеева-Клятис
Когда она к окну бежит
В преувеличенном припадке
И «ты свободен!» говорит?
Кто боязливо наблюдает,
Сосредоточен и сердит,
Как буйство нервное стихает
И переходит в аппетит?
Кто ночи трудные проводит,
Один, ревнивый и больной,
А утром с ней по лавкам бродит,
Наряд торгуя дорогой?
Кто говорит «Прекрасны оба» —
На нежный спрос: «Который взять?»
Меж тем как закипает злоба
И к черту хочется послать
Француженку с нахальным носом,
С ее коварным: «C’est joli»,
И даже милую с вопросом...
Кто молча достает рубли,
Спеша скорей покончить муку,
И, увидав себя в трюмо,
В лице твоем читает скуку
И рабства темное клеймо?..
Убийственная любовь
Федор Тютчев и Елена Денисьева
I’ vo piangendo i miei passati tempi...[220]
Fr. Petrarca
Слова, давшие название главе, прямо указывают на ее героя и столь же прямо — на характер его отношений с женщиной, которой посвящено его знаменитое стихотворение «О, как убийственно мы любим...». Речь пойдет о самом последнем, позднем романе Ф. И. Тютчева, оставившем в его поэзии самый заметный след. Как Петрарка, писавший сначала сонеты «На жизнь», а потом «На смерть мадонны Лауры», так и Тютчев посвятил своей возлюбленной потрясающие по силе и глубине поэтические признания, но еще большее значение имеют те произведения, которые он написал после ее ранней трагической смерти. Возможно, именно этим он в собственных глазах мог хоть немного оправдаться по отношению к женщине, добровольно посвятившей ему всю свою жизнь. Хотя зная, как мало Тютчев ценил свое дарование и как несерьезно, любительски относился к творчеству, на действенность этого лекарства надеяться не приходится. Судя по всему, он и не оправдывал себя, а, наоборот, непрерывно и безжалостно казнил все девять лет, прожитые после смерти Елены Денисьевой.
Елена Александровна Денисьева происходила из старинного, но обедневшего дворянского рода. Она рано лишилась матери, и отец ее, женившись вторично, с готовностью передал дочь на воспитание своей сестре, Анне Дмитриевне Денисьевой, состоявшей инспектрисой при Смольном институте благородных девиц. В том же учебном заведении, в одном классе с младшей сестрой Елены от второго брака отца, Марией, учились и старшие дочери Тютчева от его первой жены, Дарья и Екатерина. Класс этот находился в ведении Анны Дмитриевны, поэтому девочки часто бывали у нее, и с Еленой, значительно более старшей по возрасту, они были в дружеских отношениях. В отличие от других воспитанниц, Елена пользовалась особыми привилегиями — жила у тетки, занятия посещала нерегулярно, и, как вспоминает ее зять А. И. Георгиевский, «ученье ее шло вообще очень неправильно и главнейше ограничивалось только усвоением французского языка; но природа одарила ее большим умом и остроумием, большою впечатлительностью и живостью, глубиною чувства и энергией характера, и когда она попала в блестящее общество, она и сама преобразилась в блестящую молодую особу, которая при своей большой любезности и приветливости, при своей природной веселости и очень счастливой наружности всегда собирала около себя множество блестящих поклонников»[221].
В «блестящем» обществе Елена оказалась как-то не слишком вовремя, тетка, любившая и баловавшая племянницу, начала ее рано вывозить. Георгиевский упрекает ее в неосмотрительности и отсутствии строгого контроля по отношению к неопытной девушке — Елена (или, как ее называли дома, Леля, потому что своего настоящего имени она не любила) чувствовала свободу, которой ее подруги того же возраста и положения были лишены. Ф. И. Тютчев, посещавший дочерей в Смольном институте, лично знакомый с Анной Дмитриевной, увлекся ее юной племянницей. В этом увлечении не было ничего удивительного и странного. И в семье поэта, и в его ближайшем окружении прекрасно знали о чрезвычайной способности Федора Ивановича влюбляться и влюблять в себя. К слову, жена Тютчева, Эрнестина Федоровна, была осведомлена о внимании, которое оказывает ее муж молодой красавице, и относилась к этому с полным пониманием, даже содействовала некоторому сближению: в ее глазах Денисьева угрозы не представляла и могла отвлечь Тютчева от серьезных соперниц, которых было много в большом свете. Денисьева в сопровождении своей тетушки стала бывать в доме Тютчевых.
Неизвестно, как долго продолжался этот платонический период, и только из стихов Тютчева проясняется дата начала серьезных отношений: видимо, 15 июля 1850 года 24-летняя Елена Денисьева стала любовницей 47-летнего Тютчева, этому событию он посвящает восторженное и страстное стихотворение. По одной из версий, он увез ее с бала. Недалеко от Смольного была снята квартира для тайных свиданий. Тайну, конечно, блюли оба участника интриги. Елене стоило опасаться разоблачения, которое неминуемо отразилось бы на ее будущем, а также могло больно ударить по тетке, которую в случае разоблачения в Смольном признали бы ответственной за безнравственное поведение племянницы. Тютчев ни минуты не сомневался в том, что свою семью он никогда не оставит, и в сохранении тайны был заинтересован не меньше.
В начале августа 1850 года в сопровождении дочери Тютчева Анны влюбленные совершили путешествие на Валаам. Об этом Анна — видимо, не понимавшая тогда специфики отношений отца с Денисьевой — сообщала в письме своей тетке, родной сестре Тютчева: «Наше маленькое путешествие удалось очень хорошо, хотя и не обошлось без целого ряда треволнений... и, если бы мы все трое — папа, Лелинька и я — не обладали бы счастливыми характерами, то часто пребывали бы в дурном настроении <...> Наше ночное плавание по Ладожскому озеру было чудесно... <...> Монахи нас приняли с большим гостеприимством. Нам предоставили две кельи, весьма опрятные. Мы, как схимники, поели ухи и, поскольку чувствовали себя смертельно усталыми, легли спать. <...> Мы познакомились с настоятелем монастыря, очень праведным человеком... Он подарил нам четки и снабдил папа просвирами, для передачи их великой княгине Марии. Мы, Лелинька и я, ходили смотреть на юродивого»[222].
Однако такая идиллия не могла продолжаться долго. Скрывать отношения оказалось делом сложным и трудно исполнимым, учитывая беременность Лели. Кроме того, на след съемной квартиры напал эконом Смольного, и в марте 1851 года вскрылись все обстоятельства преступной связи Денисьевой с пожилым, женатым, обремененным огромной семьей поэтом, занимавшим к тому же очень значительный государственный пост, вхожим в самые высокие общественные круги и лично приближенным императорской семьей. Известие об этом вызвало в Институте страшный скандал, разразившийся как раз перед торжественным выпуском класса, который Анна Дмитриевна вела на протяжении девяти лет. Ожидалось, что ее саму сделают кавалерственной дамой, Леля же должна была получить фрейлинский шифр. Естественно, ни о том, ни о другом теперь нечего было и думать. Анна Дмитриевна лишилась своего места и была вынуждена переселиться вместе с племянницей на частную квартиру. Нужно отдать ей должное: попавшую в беду Лелю она не прокляла и не бросила, осталась рядом, содержала ее на свои средства и впоследствии помогала ей в сложной одинокой жизни матери троих детей.
Для Елены огласка любовной истории стала настоящей катастрофой. От нее отказался отец, запретив общение с ней всем членам своей второй семьи, отвернулись подруги. Общество, охотно обсуждавшее скандальное событие и продолжавшее снисходительно взирать на увлечения стареющего поэта, с негодованием отвергло Денисьеву, закрыв перед ней двери всех светских салонов и гостиных. 20 мая 1851 года у нее родилась дочь, которую крестили Еленой и записали под фамилией Тютчева с его согласия, что, однако, вовсе не означало наследования прав происхождения и состояния. Графа «отец» в метрике незаконнорожденных детей отсутствовала, и они могли быть приписаны только к крестьянскому или мещанскому
